Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]
Достоинство мечты
Пожилая женщина с цветами
В толпе спешащей, тихая, идет,
Всех избегая светлыми глазами,
Как будто не цветы, она цветет.
Там где-то затевается веселье.
Родилась внучка, робкая мечта?
А может, у подружки новоселье,
Утрата или просто суета?
Молодые девушки ревниво
Оглядывались на ее цветы.
Она ж несла их всем на диво,
Храня в себе достоинство мечты.
* * *
Сажают картошку горожане
По крохотным полоскам вдоль дорог.
На день, на два они крестьяне.
Мила земля своя у ног.
И отдых, и заветная работа —
Как дедовский поклон земле.
Не суетная у всех забота,
А память детских и военных лет.
И день высок, и роща лучезарно
Сияет утром и весной.
В движеньях люди тихи благодарно,
Осенены небесной тишиной.
Фотография 1909 года. Брюссель
Детей всех пятеро: два подростка
И малыши, — и все не без затей, —
Стоят вкруг матери, одетой просто,
Сидящей по-домашнему среди детей.
Отец их — фабрикант московский,
Она же враг богатству и царю.
Борьба ей в радость, но с какой тоскою
Детей ей вспоминать в чужом краю.
Встречаться им приходится так редко,
И то лишь в тайне, и в чужой стране,
И все скорей вращается планета,
Как в Подмосковье, по весне,
Когда вокруг Россия из-за леса
Зарею утра несется полыхать!
Француженка, дитя Москвы, Инесса,
Среди детей она всего лишь мать.
Барышня на старинной фотографии
В ней та пленительная странность,
Как в ландыше в лесной тиши.
В ней простота и радостная ясность
Девичьей, пламенной души.
Не дочкой генеральскою для света —
Она росла с блестящею мечтой
Мир воссоздать фантазией поэта
Иль изменить своею красотой.
Россия на рубеже столетий!
Все тени меркнут — и деспотизм царя.
Там барышня грозится всей планете,
Глядит, как вешняя заря.
Отдыхающие
Средь сосен, тишины и моря
Что ж думать о болезнях и годах…
Довольно было счастья или горя, —
Так хорошо забыться вдруг в мечтах.
Пустынный пляж, вода и небосклоны,
Прогулки, шутки на устах…
Здесь веселы, как девочки, матроны,
А мужички невинны — прямо страх.
И так здесь все добры между собою
И вежливы — что значит видеть свет.
Но дни текут меж небом и землею,
И в снах пустых услады нет.
И лишь потом забытая усталость
В тиши, средь сосен над водой,
Вернется лаской светлого участья,
Веселой негой жизни молодой.
Приморские сосны
Как они не похожи на сосны из рощи,
Что возносятся стройно в небо страны, —
Одинокость, причудливость мощи,
Точно снятся им странные сны.
Дуют ветры здесь всех океанов,
И дыхание Арктики их кроны гнетет.
Но величье морских великанов
Нас куда-то невольно влечет.
Острова в океане, и пальмы
Там встают, где кончается плес,
И причудливость форм, точно память
О Карибском море ветер принес.
Служительницы Эрмитажа
Из зала в зал старушка за старушкой
Сидят, прохаживаются там —
Рассеянно, иль строго, иль со скукой,
Ведя как будто счет секундам и векам.
Одна ж из них задумалась так странно:
Дивясь устало божьей красоте?
Как в неисправном цветном телеэкране
Картины светятся ей со стен.
Камеи, амфоры, скульптуры,
Картины — нет всему числа!
Исторья мировой культуры —
Вся жизнь, что некогда цвела!
А публика, пленительно-живая,
Всех рас, народов и племен
Проходит здесь, чуть сознавая,
Что жизнь ее — как небосклон
С верхушками то пальм, то сосен,
С восходом солнца где-то по весне!
О, время! О, святая осень!
Рембрандтовой старушкой на стене.
Запрос
Товарищи! Что изменилось в мире?
Как встарь, без гроша поэт
Живет в коммунальной квартире,
В которой и телефона нет.
Жаворонок
Над городом с лужайкой знойно-летней,
Как будто здесь лесная сторона,
С утра всех громче и победней
Зальется жаворонок у самого окна.
То весел он, то гневен от обиды,
Иль точно вас целует он в уста.
Наполнить песней городские виды,
Быть может, новая его мечта.
И песнею своей струей фонтана
Несется, не спадая вниз, все ввысь.
Меняясь в настроеньи непрестанно,
Твердит он свой дивиз: «Дивись!»
После купания
В городе среди прохожих
Молодая женщина весело идет.
Если не красивой, то пригожей
Всякий непременно ее найдет.
Но сегодня она прельщает
Самое себя влекущей наготой,
Той свободой, что, как счастье, тает
И восходит женской красотой.
От купанья в ней струится свежесть
Так чудесно, что сказать нельзя.
Есть неизреченная такая нежность
В озере лесном после дождя.
Перо птицы
1
Берег моря был светел, когда
Перо птицы вдруг в небе повисло
И, точно радуги коромысло,
Засияло на миг, навсегда.
Птица где-то над морем летит,
Мир далекий окидывая оком.
Но перо о полете высоком
Весть навеки сохранит.
2
Представить, как писали в старину,
Я в руку взял перо, и в мире песнопений,
Как утром, в час счастливых озарений,
Вновь пережил поэзии весну.
О, дивное перо! То молнии удар,
То нежность лепестка — поверх страницы!
Петрарке, Данту божественные птицы
Такие перья роняли в дар.
3
Вот почерк ясный и лихой,
И эти чудные рисунки,
Что на листах оставил Пушкин, —
Мир антологии живой!
Всё в мире переменится скорей,
Чем хочешь ты, но в сфере светло-струйной
Останется поэзия вечно юной,
Внемли ты только ей живей!
Влюбленный дельфин
Неволя приятна, когда ты влюблен,
В бассейне носится, как угорелый.
Что море ему и что небосклон,
Когда он так счастлив, скромный и смелый!
Для публики пусть он всего лишь циркач,
Лихой и забавный — ради награды.
В кого он влюблен? Нет, лучше летать и играть,
В том будет больше отрады.
Ведь все началось за много веков,
Когда на Олимпе боги сходились.
Тогда Афродита из пены морской
Поднялась — и все ей дивились.
Трибуны высоки, как древний Олимп.
Но лица и краски не слиты.
Оттуда глядит, а солнце, как нимб,
В досаде и страхе дочь Афродиты!
Прощание до завтра